РАЗВЕРНУТАЯ РЕЦЕНЗИЯ

на книгу О.А. Шишкина «Рерих. Подлинная история русского Индианы Джонса», Издательство АСТ, 2022. 608 с.

 

Книга, как следует из заголовка, должна быть посвящена художнику, ученому и общественному деятелю с мировым уровнем Н.К. Рериху (1874–1947). О его творчестве издано огромное количество исследований, охватывающих более чем 100-летний период. В следующем году мировая общественность будет отмечать 150-летний юбилей со дня его рождения. Автором книги, написанной в жанре «архивной криминалистики», является журналист и телеведущий программы «Загадки человечества» РЕН ТВ О.А. Шишкин. В книге 31 глава, внушительный список архивов из 30 наименований, в том числе и зарубежных. Она изобилует фотографиями исторических лиц, картин, документов, результатов компьютерной визуализации. Шишкин сообщает, что он прошел по дорогам Центрально-Азиатской экспедиции Рериха. Все, вместе взятое, должно, по замыслу автора, произвести эффект сенсации и раскрыть читателю глаза на истинные цели деятельности и подлинный облик профессора Рериха. Надо отдать должное Шишкину, который проявил незаурядный талант в имитации подлинности в описании исторических событий. Подача материала захватывает воображение читателя в «ловушку-воронку», из которой трудно выйти. Аналогия с американским кинематографическим образом героя-авантюриста, который появился в конце ХХ века, вполне вписывается в общий стиль фэнтези, но никак не соответствует ни критериям научности, ни критериям популяризации отечественного культурного наследия. В научно-исторической литературе такую подачу исторических событий относят к фолк-хистори в самом худшем варианте. Не имея возможности разбирать все содержание книги, остановимся подробнее на образе Н.К. Рериха в глазах телеведущего, обращая особое внимание на технологии полуправды и лжи.

В научной литературе Н.К. Рерих считается художником, профессиональным историком, археологом, культурологом, путешественником. Он исследовал пути переселения народов, взаимодействия разных культур, особенно на просторах Евразии. Его научные экспедиции в Азию были тщательно спланированы и подготовлены с максимальным расчётом на сложности караванных путей того времени, которые предстояло преодолеть. В экспедициях проводились исторические, археологические, биологические, лингвистические, религиоведческие и искусствоведческие исследования, опираясь на методологию соответствующих дисциплин. Деятельность Н.К. Рериха получила признание и высокую оценку специалистов, которые, в частности, отмечали его вклад в формирование новых дисциплин и научных парадигм, таких как культурная археология, межкультурные коммуникации, культурология и пр.

Шишкин пользуется большим количеством опубликованных источников, а также труднодоступными архивными материалами, видимо, претендуя на научность исследования. Изложение материала в стиле фолк-хистори отличается многообразием ассоциативных связей, неожиданными поворотами мысли, впечатляющими образами, хлесткими словесными оборотами. Язык книги изобилует откровенно грубыми комментариями и выражениями, например, «скандальные дневники», «суеверные сведения», «икона для причудливых сект», «русская пифия», «кладовка Ленина», «золотоносный агроном» и т.д. Значительную, если не большую, часть книги автор посвящает людям, которые лишь частично соприкасались или вообще не соприкасались с Рерихами. Неоправданным видится вынесение имени Рериха в заголовок. Заголовок используется как приманка для неразборчивых любителей скандальных историй. Без знания основной канвы жизни и творчества Рерихов невозможно воспринять сложность взаимодействия или опосредованного соприкосновения с таким большим кругом людей, который представил в своей книге Шишкин. Для исследователя, знакомого с научной библиографией творчества Рериха, книга может представлять интерес с точки зрения публикации редких архивных документов. Однако технологии мистификаций заставляют усомниться в самих источниках, которые серьезный исследователь обязан проверить.

Автор книги ставит перед собой задачу развенчать, нивелировать и принизить исторические, художественные и духовные достижения Рериха и членов его семьи, а также тех, кто напрямую или косвенно соприкасался с семьей, среди них Ленин, Бухарин, Вавилов, Крестинский, Красин, Астахов. В чем только ни пытается обвинить Шишкин Рериха: в мистификации своих собственных наблюдений во время экспедиции (с. 44)[1], в причастности к покушению на Распутина (с. 47), в вывозе ценностей за рубеж (с. 26) и т.д. 27 лет изучения данной темы, нелегкое прохождение по маршрутам Рерихов, о которых пишет автор в своем предисловии, еще одна манипулятивная уловка, которую в теории аргументации именуют «ссылкой на собственный авторитет».

Далее мы предлагаем анализ весьма показательных фрагментов текста книги, который доказывает несостоятельность автора в стремлении принизить имя Рериха и членов его семьи путем искажения исторических фактов и «полуправды фэнтези».

Легендарная Шамбала. В первой главе Шишкин обращается к идее Шамбалы (именно так сам Рерих называл загадочную страну, о которой слагают легенды в Центральной Азии). Упоминая книгу Рериха «Сердце Азии», автор, видимо, так и не удосужился прочитать ее внимательно. И в этой книге, как и в других своих литературных трудах, и в эпистолярном наследии Рерих никогда не утверждал, что бывал в этой стране и что он стремился туда обязательно попасть. Это расхожее мнение, которое повторяет вновь Шишкин, совершенно не соответствует реальному творческому пути Рериха. Рерих собирал на просторах Азии легенды и предания, связанные с Шамбалой, так как это был центральный духовный образ в наследии кочевых народов, с которыми он встречался. Рерих восхищался искренней верой буддистов в светлое будущее под водительством Владыки Шамбалы, русских староверов, искавших Беловодье, писал об этом картины и литературные очерки, встречая на своем пути много загадочного с точки зрения европейской науки. Рерих собирал предания о Шамбале, но никогда не ставил перед собой цель найти ее территориально и обозначить на карте, так как прекрасно понимал, что путь во внутренние субъективные пространства лежит только через духовное преображение личности. Рерихи сотрудничали с Учителями Востока, и одной из задач, которую они выполняли в своем сотрудничестве, было собирание доказательств единого глубинного источника религиозных Учений мира. Шишкин полон противоречий. С одной стороны, он пишет: «Не менее важно, что в понимании некоторых школ буддизма Шамбала – особая субстанция в мистическом пространстве. И физическое попадание в нее невозможно. Такая проекция внутренней реальности доступна лишь совершенным подвижникам и аскетам» (с. 37). С другой стороны, Шишкин приводит источники, в которых указываются территориальные координаты Шамбалы (с. 195). Ни Блаватская, ни Рерихи никогда не указывали точное местоположение Шамбалы.

Шишкина не смущает смешение высокого и низкого. Он цитирует Рериха (с. 8), который говорит о Шамбале как о всемирной мечте в справедливый мир, о необычных явлениях, которые, несомненно, существуют на малоизвестных для европейца и американца просторах Азии, как бы соглашаясь с ним. И тут же дает целенаправленный комментарий, в котором стремится принизить, низвести, нивелировать личность художника и его жены-философа Е.И. Рерих, считая их наследие явлением «популярной культуры», «источником суеверных сведений» и «иконой для причудливых сект» (с. 9). Надо заметить, что автор здесь не оригинален: он вновь повторяет давно известные штампы из уст тех, кто не смог вместить хотя бы частично философскую глубину творчества Рерихов. В высокие духовные представления восточных народов и русских староверов о светлом будущем Шишкин не преминул вставить свои уничижительные комментарии, смешав духовные достижения с воздействием «субстратов токсичных наркотических злаков и грибов» (с. 38).

Эпистолярное наследие Е.И. Рерих. Закрытыми для интеллектуального понимания Шишкина оказались и дневники Е.И. Рерих. С точки зрения научной текстологии, эпистолярное наследие Е.И. Рерих является рабочим материалом междисциплинарного характера, что требует лингвистических, культурологических, философских, естественнонаучных и иных исследований, аргументированной интерпретации и только как результат – подготовки к печати. На основе своих дневников Е.И. Рерих при жизни отредактировала и опубликовала многотомный труд «Живая Этика», «Письма» к своим рижским сотрудникам, книги «Криптограммы Востока» и «Основы буддизма», «Знамя Преподобного Сергия Радонежского». Кстати заметить, Шишкин, судя по его комментариям, не знает, что книгу «Основы буддизма» написала Елена Ивановна (с. 286). Она также готовила к изданию еще ряд исследований, но они были опубликованы уже после ее смерти лишь частично[2]. В этой связи подход к наследию Е.И. Рерих с мерками предвзято-популистскими, как это делает Шишкин, ведет к дискредитации высоких философских истин и низведению культурных образцов. Невозможность Шишкина и иже с ним понять и хотя бы частично осмыслить масштабы духовного наследия Е.И. Рерих и приводит ко всякого рода извращениям, оскорблениям и попыткам низвести высокое до собственного уровня сознания и уровня непритязательного читателя. Так, Шишкин называет Е.И. Рерих «русской пифией», подразумевая под этим понятием бессвязность изложения текста (с. 9). Заметим, что «связность» в сокровенных текстах подразумевает усилие самого читателя понять смысл сказанного.

Не оригинален Шишкин также в попытке поставить медицинский диагноз Е.И. Рерих, видимо считая себя знатоком в области психиатрии (вновь феномен «folk psychiatry», названный в профессиональной литературе)[3]. Безуспешно ссылаясь на докторов Яловенко, Бехтерева, Рябинина, которые наблюдали в разные времена Е.И. Рерих, но никаких определенных патологических заключений не сделали (с. 20–22), Шишкин пытается утвердить собственный «далеко идущий» диагноз (с. 21). Настораживает Шишкина с медицинской точки зрения и распространенный художественный прием в философии, литературе и поэзии, которым пользовалась иногда Е.И. Рерих в своих дневниках – писать о себе в третьем лице (с. 20). В своей книге Шишкин называет Е.И. Рерих медиумом (с. 19), употребляя этот термин в собственной интерпретации. Вопрос о медиумизме ставился, изучался и изучается в научной и философской литературе[4]. Рерихи, изучая спиритизм, различали медиумов и медиаторов, исторический и современный медиумизм, медиумизм и способности духа. Вопрос о медиумизме тонкий и требует для исследования объединения ученых разных специальностей, новых методологий и парадигм. Рерихи отрицательно относились к медиумам и четко разграничивали между собой медиумистические способности (психизм, одержание) и настоящий духовный дар. Елена Ивановна не раз предупреждала своих корреспондентов относительно увлечений практиками спиритизма: «Нужно раз и навсегда понять, что люди, занимающиеся спиритизмом, открывают себя для всякого рода одержания, и кто может сказать, когда наступит та степень одержания, при которой жертва уже не будет в состоянии освободиться от своего поработителя. Именно этими послушными орудиями пользуются темные силы, чтобы через них проникать в светлые начинания и предательски разрушать их. Безумцы не понимают всей страшной опасности, которой они подвергают себя, позволяя астральным сущностям проникать в свою ауру! Потому Великие Учителя так против не только медиумов, но никогда не принимают в ближайшие ученики так называемых психиков, ибо психики, не имея духовного синтеза, также часто становятся добычей сатанистов»[5].

Вопрос о духовных Учителях. Шишкин обращается к теме встречи Е.И. Рерих с Учителями. Опять же фактически ничего нового он не сообщает, кроме собственных интерпретаций, называя Учителей «верховными богами теософии» (с. 65). На Востоке с величайшим пиететом относятся к Учителям. Очевидно, что сами Рерихи никогда подобным образом своих Учителей не называли.

Шишкин подробно описывает скульптурную группу «Азия» в составе Мемориала принца Альберта в Кенсингтонском саду, называя эту группу «вооруженными аборигенами» и пытаясь ассоциировать ее с образами Учителей. Надо сказать, что Кенсингтонский сад соседствует с Гайд-парком, но Елена Ивановна в своих дневниках не указывала, у какого входа в Гайд-парк она встретила Учителей. В скульптурной группе можно различить три символически представленных мужских персонажа: в ассирийском кидарисе (его характеризуют то как персидского поэта, то как иранского армянина Сета Хана Аствацатуряна, помогшего Великобритании в Большой игре), в куфии (это мог быть, условно, афганец, но в некоторых описаниях его упоминают как араба), а также сидящего в позе полулотоса, которого обычно характеризуют в описаниях как китайца. Таким образом, в скульптурной группе индийцы, о встрече с которыми писала Елена Ивановна, явно не представлены. Здесь ассоциативный прием фолк-хистори ловко используется Шишкиным в стиле реалити-шоу.

Изложение духовного опыта Елены Ивановны Шишкиным полно противоречий, которое не позволяет автору явно определиться: может это быть или не может быть никогда. Противоречивость восприятия духовного опыта Елены Ивановны проявляется в том, что, с одной стороны, Шишкин пишет о том, что с Учителями (как физическими людьми) там же встречалась Е.П. Блаватская (с. 65), а с другой стороны, он начинает связывать Учителей с «сеансами чревовещания» (с.66), «астральным пространством» и «спиритическими сеансами» (с. 79). Судя по дальнейшему замечанию Шишкина, которое касается первой дневниковой записи Елены Ивановны, которая затем вошла в научно-философское Учение Живой Этики, Шишкин, видимо, имеет собственный «значительный опыт» в том, каким образом происходят подобные духовные записи, отмечая: «Немногословно для потусторонних гостей» (с. 66).

Общеизвестным фактом является переписка Учителей Востока с членами Теософского общества еще во времена Блаватской. О реальности Учителей или Махатм Востока писали и Рерихи, которые, как и Блаватская, встречались с ними не раз. Сами Рерихи, как и Блаватская, к «спиритическим сеансам», как уже отмечалось, относились отрицательно. Отдельной темой является вопрос, каким же образом происходило общение Рерихов с Учителями на расстоянии. Этот процесс описан в дневниках Елены Ивановны, воспоминаниях З.Г. Фосдик, но большей частью он остается открытым для современной науки при бытующей картине мира, не выходящей за пределы экспериментального метода. Именно за научный подход ко всему малоизученному и неординарному всегда ратовали Рерихи.

Откровенной ложью является утверждение Шишкина о том, что Рерихи в Америке широко афишировали свое общение с Учителями ради «внешнего эффекта» и для того, чтобы привлечь «богатых американских дельцов», чтобы решить свои финансовые проблемы (с. 81). В действительности об их общении знал очень узкий круг людей, близкий Рерихам духовно. Широкую известность информация об этом общении получила лишь на рубеже XX–XXI веков, когда был опубликован дневник З.Г. Фосдик, а затем в интернете были представлены архивы с дневниковыми записями Елены Ивановны.

Пророчества, предупреждения и их интерпретации. Совершенно вольно и опять же некорректно, сообразуясь исключительно с личностной негативной установкой, трактует Шишкин дневники Елены Ивановны: «Вот одно из их пророчеств: «20.II.1922. С 19-го на 20-е. Слышала слова: 31 октября день смерти Ленина». Заметим, что в оригинале слово «смерти» было жирно зачеркнуто. Правда, не до конца: буква «с» осталась видна отчетливо. Но в какой-то момент махатмы спохватились и решили отменить пророчество – очевидно, уже 31 октября, когда Ильич так и не умер» (с. 97).

На самом деле, в данной авторской редакции дневниковой записи, на которую ссылается Шишкин, слово прочитать невозможно. И уже то, что это слово было зачеркнуто почти сразу же после написания, может свидетельствовать только об авторской корректировке и ни о чем более. Трудно сказать, что имелось в виду, поскольку стоит различать смерть физического тела и смерть (отсутствие) разума, переходные и пограничные состояния, да и другие альтернативы прочтения.

Как было отмечено выше, свои дневниковые записи Елена Ивановна редактировала и не всегда слово в слово переносила из одной редакции в другую. Известны две редакции дневниковых записей Е.И. Рерих, одна из которых хранится в архиве Музея Востока, а вторая – в архиве Амхерст-колледжа в Америке. Также Елена Ивановна работала над записями, когда готовила их к изданию. К тому же Шишкин здесь умалчивает, что в мае 1922 года Ленин перенес первый инсульт, а в ноябре того же года – второй. Его здоровье сильно пошатнулось, жить ему, действительно, оставалось недолго[6]. Зато дальше по тексту, когда Шишкину было это нужно, он подробно излагает реальное состояние вождя именно в этот промежуток времени (с. 127).

Если говорить о точных пророчествах вплоть до даты, то Учителя не раз отмечали, что они могут быть приблизительны из-за привходящих обстоятельств, но основное направление этих пророчеств (предупреждений) остается верным[7]. Примеров искажения информации путем смешения реалистического и символического можно привести много.

Е.П. Блаватская. Естественно, не обошелся Шишкин без негативных суждений и в адрес Блаватской. Так, обвиняя Блаватскую в «расизме», не забыл Шишкин упомянуть и Льва Толстого, который читал Блаватскую. Что касается цитаты из «Тайной доктрины», которую приводит Шишкин и которая якобы свидетельствует о «расизме» Блаватской (вероятно, и Елены Ивановны, которая перевела «Тайную доктрину» на русский язык), то эта цитата вырвана из контекста. А в этом контексте Блаватская пишет о черной расе как о единственной, которая тогда существовала на Земле. Для знатоков Тайной доктрины известно, что черная раса дала основу для рождения желтой расы, та в свою очередь стала основой красной расы, а затем из красной расы появилась белая (арийская) раса. Каждая раса не приходила из ниоткуда, она зарождалась внутри предыдущей расы, естественно, за грехопадение впоследствии стали ответственны все расы. В этой связи ни о каком расизме в «Тайной доктрине» не может быть и речи. В таком «расизме» можно обвинить все религии мира, которые сохраняют предания о той или иной степени духовного падения человечества. Такое обвинение не помешало невежественному Шишкину отправится по следам Блаватской и посетить Цейлон в надежде отыскать физическую Шамбалу (с. 40).

Закладной камень. Искажает Шишкин информацию и о закладном камне Музея Рериха в Нью-Йорке, утверждая, что туда была положена шкатулка с Камнем Чинтамани (с. 113). На самом деле в закладной камень здания Мастер-Билдинг была вложена шкатулка с подобранными Еленой Ивановной духовно значимыми предметами. Вот, что пишет З.Г. Фосдик в своём дневнике об этом: «Сегодня вечером мы вкладывали последнюю монетку в Ларец, ту, которая принесена в Лондоне. Ее тоже вложили в шелк и запечатали сургучом и кольцом Н.К. Затем внутри Ларец выложили шелком и закрыли на ключ, а ключ Е.И. вынула. Затем она весь Ларец протерла вазелином на ватке, ибо это лучше всего чистит железо. Если спросят на границе, сказать, что везем старый ларец, купленный для закладки в основание дома. Купили закрытым, в нем ничего нет. Значит, в нем лежат: напечатанное на тибетской бумаге изображение Майтрейи; портрет М.М.; Его письмо; монетка, принесенная здесь; семнадцать мексиканских долларов и монетка, данная в Лондоне. Все это покрыто внутри синим шелком и было закрыто сегодня, 30-го октября 1928 г., в Дарджилинге в “Hillsid’e”» (30.10.28)[8].

Что касается самого «Камня Чинтамани», то он является частью метеорита. Но Шишкин считает, что знает больше Рерихов о том, чем они владели. К тому же Шишкин не различает метеоры и метеориты (с. 114).

Также нет никаких оснований для опровержения Шишкиным того, что посылка с Камнем была передана через парижское отделение американского банка “Bankers Trust”, в котором у Рерихов были счета. Использование банков для передачи корреспонденции было вполне обычным явлением в начале прошлого века.

Приводя обширные цитаты из Рерихов, связанные с Камнем, и ссылки на различные источники, Шишкин сводит всю историю с Камнем к «мистификации» и увлечению Рерихами писателем Оссендовским (с. 119). Надо заметить, что Рерихи своей переписке и литературном наследии приводят легенды и предания о Камне, которых нет у Оссендовского. Часть неизвестных легенд о Камне Е.И. Рерих опубликовала в книге «Криптограммы Востока» и в Учении Живой Этики.

Избирательное отношение к авторитетам и клевета на ближайших сотрудников Рерихов. Все, чья позиция не вписывается в его собственные стремления «развенчать» имя Рериха, низводятся Шишкиным, не зависимо от имени и звания авторов. Приводя мнение известных в русской истории исследователей о Рерихе барона Таубе, искусствоведов Ростиславова и Мантеля, Шишкин, ничтоже сумняшеся, называет их «голословными спекуляциями» (с. 16). К этому списку, следуя логике Шишкина, видимо, можно отнести, и всех, кто писал о Рерихе в положительном ключе на протяжении более ста лет. Зато Шишкин старательно выуживает из общего массивного потока авторитетных исследований о творчестве Рериха личностные воспоминания о художнике. К ним, в частности, относятся воспоминания Стравинского и Грабаря (с. 14–19). Никаких личных конфликтов во время взаимного творчества у Рериха ни со Стравинским, ни с Грабарем не было, и Рерих всегда отзывался о них с уважением. Свои воспоминания они написали в то время, когда уже давно не встречались с Николаем Константиновичем. С именем Стравинского, кстати, связан курьез, демонстрирующий «творческий метод» Шишкина: в неверном переводе вместо С.С. Митусова, указанного Стравинским в оригинальной книге на английском, соавтором либретто и другом композитора становится неожиданно его кузина Е.И. Рерих. Что касается Грабаря, то Шишкин невольно сам же свидетельствует о его двуличности по отношению к Рериху. Приводя ранее негативные отзывы Грабаря о Рерихе, Шишкин затем цитирует его послевоенное письмо с пожеланием вернуться на родину: «После Второй мировой войны и уже даже после получения Индией независимости, когда все те британские тени, что следили за его домом в Кулу, навсегда развеялись, Рерих стал получать новые письма от Грабаря. Тот уверял: “Все мы пристально следим за Твоими успехами на чужбине, веря, что когда-то Ты снова вернешься в нашу среду”» (с. 401).

«Достается» от Шишкина и секретарю Рериха В.А. Шибаеву. Уже в самом названии 5-й главы Шибаев назван «человеком с темным прошлым», хотя никакого «темного прошлого» у Шибаева Шишкину выявить так и не удалось. Приводя фрагмент из воспоминаний Шибаева о Рерихе, в стремлении найти «нечто большее», чем «аберрация памяти» Шибаева, Шишкин использует еще более недостоверный источник – пересказывая о воспоминаниях Шибаева через третье лицо – некоего 82-летнего Есаулова, который по утверждению Шишкина работал с Шибаевым, но никак не был связан напрямую с Рерихами (с. 59–60).

Описывая посещение главой КГБ И. Серовым в ноябре 1955 года Делийского университета во время визита Н.С. Хрущева в Индию, Шишкин особо подчеркивает со слов Есаулова, что Серов пожал руку Шибаеву как «старшему», видя в этом особый знак опять же, по мнению Шишкина, связанный с Рерихом (с. 61). Нелепость этого утверждения кроется в том, что Шибаев перестал быть секретарем Рериха еще в 1939 году по собственной инициативе, а ко времени визита Хрущева в Индию в ноябре 1955 года Николая Рериха и Елены Рерих уже не было в живых.

Впервые часть воспоминаний Шибаева была опубликована известным рериховедом П.Ф. Беликовым в 1974 году к 100-летнему юбилею Рериха[9]. Беликов лично связался с Шибаевым в Англии, где тот проживал, и Шибаев прислал ему рукопись своих воспоминаний[10]. Полная версия рукописи воспоминаний не опубликована и хранится в архиве П.Ф. Беликова. В своих воспоминаниях Шибаев с большим уважением и пиететом отзывается о Рерихе и членах его семьи.

Необычным почему-то видится Шишкину и то, что во время визита Хрущева в Индию возникали и разговоры о возвращении эмигрантов в СССР (с. 62). Надо заметить, что исторически это возвращение на родину было характерным явлением для «хрущевской оттепели»: многим тогда удалось вернуться и не только из Индии. Передергиванием фактов на основе дневников Серова является и утверждение Шишкина о том, что именно Шибаеву было решено Хрущевым дать визу на возвращение в СССР, хотя в цитируемых Шишкиным дневниках Серова имя не упоминается (с. 62). Как известно, Шибаев уехал в 1959 году из Индии не в Россию, а в Англию. А в СССР из Индии в 1957 году, благодаря поддержке Хрущева, вернулся сын Рерихов – востоковед Юрий Николаевич. Тот же Шишкин об этом далее в книге и пишет (с. 407).

Оскорбительная бестактность сопровождает стиль изложения Шишкина не только по отношению к великим именам, но и по отношению к тем, кто с ними был так или иначе связан. Так Шибаева он называет «второстепенным загадочным горбуном» (с. 63). Несмотря на конфликтную ситуацию, которая возникла между Шибаевым и Рерихами в 1939 году, Рерихи никогда не позволяли себе высказываться о нем в таком тоне.

Фактически всю главу, посвященную Шибаеву, Шишкин подводит к идее сотрудничества Шибаева со спецслужбами, которую он высказал еще в 1995 году[11]. Но прямых доказательств так и не находит. Опровергает теорию Шишкина и Анненко: «Наперекор «сенсационным открытиям» последнего времени об «агенте Коминтерна Шибаеве», который имел задание войти в доверие к Рериху и «завербовать» его, на самом деле Рерих нашел Шибаева»[12].

«Достается» от Шишкина и великому советскому ученому Николаю Вавилову только потому, что ему Советское правительство выдавало немалые средства для закупки семян за границей и что в какой-то момент его жизненный путь пересекся в Америке с путем Николая Рериха (с. 85–87). Шишкин называет Вавилова «золотоносным агрономом» (с. 96), которого финансировали «из кладовки Ленина», и недвусмысленно намекает на возможность передачи Вавиловым государственных средств на поддержку материального положения Рерихов (с. 85). На самом деле, знакомство в Америке и дальнейшее сотрудничество с Вавиловым в 1930-е годы после Центрально-Азиатской экспедиции предполагало для Рерихов научные цели: обменяться знаниями по засухоустойчивым растениям и дополнить коллекцию Вавилова семенами после Маньчжурской экспедиции 1934–35 гг. Известна переписка между Святославом Рерихом как сотрудником Института «Урусвати», созданного Рерихами в Гималаях, с Вавиловым в 1930-е годы[13].

Мифологемы рождаются из искажения Шишкиным фактов, которые не подтверждаются ничем или же им дается прямо противоположная оценка. Так Шишкин утверждает без документальных свидетельств о том, что отец Рериха принял православие (с. 17), хотя известно, что он оставался лютеранином[14].

Бездоказательно звучит и заявление Шишкина о том, что строительство Буддийского храма в Санкт-Петербурге, возглавляемое солидной научной комиссией по востоковедению, в которую входил и Рерих, не обошлось «без поддержки российских теософов и оккультистов» (с. 37).

Абстрактные криминалисты. В попытках связать второстепенных персонажей с Рерихами, Шишкин прибегает к полюбившимся ему еще со времен его более ранних исследований отсылкам к абстрактным криминалистам, в частности, в отношении фотографий, которые Шишкин увеличивает в разрешении, дабы подогнать выводы к нужным. Однако грамотный криминалист знает, что при установлении личности при сравнении фотографий требуется применение максимального количества методов сравнения (от математических до аппликации)[15]. Делать категорические выводы так, как это делает Шишкин, весьма чревато ошибками. Вместе с тем его фраза «с использованием специального программного обеспечения фото 1 и 2 были приведены к единому масштабу» (с. 218) наводит на определенные размышления о его квалификации: к единому масштабу фото можно привести в простейшем графическом редакторе. Так же непонятна и квалификация неизвестного почерковеда: на фото FA-879, подписанном именем Э. Лихтман, фразу «для Юрия Рериха», написанную ее же почерком, почерковед, а вслед за ним и Шишкин (если только это не одно и то же лицо) определили как принадлежащую Л. Мингиюру (с. 295).

Художественное творчество Н.К. Рериха. Помимо претензий на «объективную историю» и знания в области медицины Шишкин также стремится проявить себя как знаток искусства Рериха. Пересказывая общеизвестные искусствоведческие исследования о Рерихе, автор не забывает вставить личностно-предвзятое мнение о творчестве художнике, опять же с позиции низведения и даже некой демонизации его живописи. Так, рассказывая о картине «Зловещие» 1901 года, в которой искусствоведы видят предчувствие Рерихом грядущих драматических событий в Российской империи: первой русской революции 1905 года, Первой мировой войны 1914 года – Шишкин делает собственные «далеко идущие» выводы: «Так в творчестве Рериха возникает дидактичность, тема зла и смерти, прямые мрачные ассоциации. Это были постоянные настроения царивших тогда декаданса и символизма. Но в итоге оказалось, что они органично легли и на все творчество Рериха» (с. 19). На самом деле все профессиональные искусствоведы сходятся на том, что живопись Рериха – это постоянное утверждение победы добра, красоты и высших сил над мировым злом.

К тому же в оценке искусства Рериха Шишкин достаточно противоречив. В пределах нескольких страниц он может высказывать кардинально противоположные суждения, в частности, о влиянии Куинджи на творчество Рериха: «Однако если взглянуть на работы Рериха, то влияние такого сильного педагога, как Куинджи, в них вряд ли можно обнаружить» (с. 18). «При этом его «строгая» стилистика, сформировавшаяся под влиянием Куинджи (который тоже любил работать с большими однотонными плоскостями), порождает узнаваемый авторский стиль, который позже станет еще более декоративным из-за создания многочисленных театральных декораций» (с. 22). Описывая в ранние годы увлечение Рериха творчеством Пюви де Шаванна, Шишкин вновь делает противоречивые и бездоказательные выводы, утверждая влияние французского мастера на поздние работы художника (с. 19).

Извращает Шишкин факты в нужном ему русле и относительно храма Святого Духа в усадьбе Талашкино, используя расхожее, но неподтвержденное документально и опровергнутое мнение о том, что храм не был освящен из-за особенностей живописи Рериха, и что якобы был скандал (с. 25). Скандала никакого не было. Композиция росписей, действительно, обсуждалась с представителями церкви еще на уровне эскизов и была принята в том виде, как это предложил Рерих и поддержала княгиня Тенишева. А освящение храма не состоялось только лишь потому, что началась Первая мировая война и росписи не были завершены, а княгиня Тенишева затем эмигрировала в Париж[16].

Свои оскорбительные измышления Шишкин приводит и в связи с исцеляющей силой картин Рериха (с. 89). Дело в том, что о целительной силе живописи не раз писали исследователи искусства и психотерапевты, и это касается не только картин Рериха, а в целом многих произведений классического искусства и, в том числе, самого процесса живописи. Тот же Шишкин приводит эпизод из жизни художника, когда врач в Лондоне предлагал Рериху сотрудничество в области цветотерапии (с. 90).

Отдельно разрабатывает Шишкин на протяжении всей книги тему коллекции западноевропейских мастеров, принадлежавшей Рерихам: то сомневаясь в уровне мастеров, которые были представлены в этой коллекции (с. 27), то обвиняя Рериха, который вывез часть работ из своей коллекции в Финляндию, а затем в Европу, в меркантильности (с. 50). Общеизвестно, что часть работ из коллекции Рерихов попала в Эрмитаж, что уже говорит об уровне мастеров, там представленных. Нет ничего предосудительного и в том, что Рерихи вывезли часть работ за рубеж, а затем продавали их, чтобы поддержать материальное положение семьи и учреждений культуры в Америке.

Тайные общества. Оказался Шишкин и «специалистом» в исследовании тайных обществ, в частности, Ордена розенкрейцеров. В качестве косвенного доказательства того, что Рерих принадлежал к этому ордену в 1909 году, Шишкин приводит протокол допроса Бокия (с. 30). Но сами Рерихи отрицали свою принадлежность к тому или иному ордену[17]. Рерихов интересовали духовные истоки всех тайных обществ и религий, которые когда-либо существовали на Земле. Они стремились выявить духовное единство учителей-основателей в истоках этих обществ и религий, но сами не стремились быть постоянными членами тех или иных духовных организаций. Единственным известным фактом является их членство в Теософском обществе (совсем не тайном). Но атмосфера, царившая среди последователей Блаватской, со временем разочаровала Рерихов. Особых последствий для Рерихов это членство не имело.

Литература и творчество Рерихов. Также ничем не подтверждены «далеко идущие» выводы Шишкина о значении в творчестве Рерихов романов Крыжановской (с. 33). Рерихи знали об этой писательнице, но никогда не утверждали, что они любят ее романы. Елена Ивановна в своих письмах относилась к романам Крыжановской снисходительно или критически в зависимости от сознания адресата, к которому она обращалась: «Наш д-р Асеев тоже в приготовительном классе, и у всех в кармане запрятана милая Крыжановская, но все же, несмотря на все нелепости и вульгарности, у нее было больше понимания и больше уважения и даже чувства красоты к некоторым понятиям, нежели у современных теософов».[18] «Доверенные и ученики Бел. Бр. никогда не шествовали подобно Магам из книг Крыжановской. Путь роскоши и благополучия никогда не был заповедан ни одним Учением»[19].

Рерихи и Россия. Отношение Рерихов к России и конкретным событиям ее истории стали предметом намеренных искажений Шишкина.

Всемирно известных востоковеда Юрию Рериха и художника Святослава Рериха Шишкин обвиняет в «изворотливости» в связи с изложением биографии отца (с. 49). Шишкину даже в голову не приходит, что в разных ситуациях может быть уместно или неуместно вдаваться в биографические подробности. Возможно, и приходит, но задача Шишкина ведь стоит в извращении фактов жизни и творчества Рерихов. А то, что якобы хотели скрыть Рерихи о февральских событиях 1917 года, тот же Шишкин почерпнул из монографии Нины Селивановой. Но дело в том, что эту монографию благословил к изданию сам Николай Константинович, он ценил исследование Селивановой, и все, что там было рассказано и о чем узнал дополнительно Шишкин, в том числе о февральских событиях 1917 года, исследовательнице сообщил сам художник.

Шишкин объявляет Рериха «фанатичным врагом большевизма» и рассказывает, как Рерих поддерживал представителей белого движения (с. 57). Но опубликованные Шишкиным материалы свидетельствуют лишь о том, что на определенном этапе жизни в силу сложившихся трагических исторических и политических обстоятельств Рерих поддержал Колчака и Юденича, но никак не о «фанатизме» Рериха. С современной исторической позиции странно звучит резкая негативная оценка Шишкиным взглядов Рериха в период гражданской войны: как известно, в современной России историки уважительно отзываются о географических открытиях Колчака и военных заслугах генерала Юденича и рассматривают их участие в гражданской войне как общее трагическое событие для всего российского народа.

Еще одно противоречие в изложении Шишкина. С одной стороны, он не может пройти мимо известных фактов, касающихся финского периода творчества художника, когда пишутся Рерихом новые картины на духовные и исторические сюжеты, знаменитая повесть «Пламя», несмотря на революционные потрясения вокруг, а с другой стороны, Шишкин вдруг объявляет этот период в жизни Рериха «бытийной растерянностью» (с. 54). Опять же в пределах двух страниц Шишкин противоречит сам себе: то у него Рерих якобы находится в «бытийной растерянности» и «унижается», то «в этой предельно, а иной раз и беспредельно чудовищной обстановке надвигающегося террора Рерих не теряет самообладания» (с. 57). Шишкин, вопреки всем исследователям творчества Рериха и самому творчеству Рериха, которое всегда отличалось целостностью и неизменностью своих исторических и духовных взглядов, утверждает, что 44-летний Рерих решил в 1918 году поменять «духовные ориентиры», а художественную повесть «Пламя» Шишкин вдруг называет «очерком» (с. 54). Способность извращать в отношении Рерихов любую житейскую ситуацию у Шишкина феноменальная. Даже просьбу Рериха 1918 года, обращенную к другу, финскому художнику Галлен-Каллелу, помочь защитить его и семью от репрессий в Финляндии по национальному признаку, трактуется Шишкиным как «унижение» (с. 56).

Несостоятельны и следующие затем выводы Шишкина о том, что Рериха, отправившегося в Лондон со своей семьей в 1919 году, совершенно не интересовало, что происходит в России (с. 58). Рерихи всегда оставались подданными России, подчеркивали свое служение Родине, находясь за ее пределами. Уже сам факт завещания своего наследия России и советскому народу, постоянное стремление вернуться на Родину (не говоря уж об остальных фактах жизни – периодика из Советского Союза, переписка с друзьями, родственниками и учениками из России), свидетельствуют о постоянной тесной связи Рерихов с родиной. И отнюдь не «приглашение от Дягилева и обещанная работа в Ковент-Гардене и, наконец, план по организации собственных выставок, суливших продажи» двигали Рерихом в первую очередь в решении отправиться в Лондон (с. 58). В 1919 году Рерихи стремились в Индию для реализации своей давней мечты – исследования путей переселения народов и выявления тесных связей между русской и индийской культурой. Индия, как известно, была колонией Англии, поэтому получить визу в Лондоне было проще.

Рерихи и ОГПУ. Шишкин стремится привлечь к творчеству и жизни Рерихов исторические персонажи, деятельность которых сама по себе может быть интересна, но с Рерихами или никак напрямую не связана, или связана частично в силу политических обстоятельств, в которых оказывались Рерихи. Но Шишкин упорно и безуспешно пытается доказать тесное сотрудничество Рерихов с ОГПУ. Уже в самом начале книги он определяет имена, которые никак принципиально не повлияли на творческую деятельность Рерихов – «мистик» Александр Барченко, «чекистский «Леонардо» Глеб Бокия» и «спецагент ОГПУ» Яков Блюмкин (с. 13). Шишкин посвящает им несколько глав в книге, собрав значительный материал по их деятельности, но доказать через этих лиц сотрудничество Рерихов с ОГПУ ему так и не удается. Сам же Шишкин делает ссылку на исследование А.А. Шальнева, в котором тот опровергает расхожее мнение о Рерихе как агенте ОГПУ (с. 247). К тому же, Шишкин не останавливается подробно на спешном отъезде Рерихов из Москвы в 1926 году, так как этот отъезд, связанный с грозящим Рерихам арестом, никак не вписывается в концепцию Шишкина о возможном сотрудничестве Рерихов с ОГПУ (с. 261–262).

Центрально-Азиатская экспедиция. Пытаясь осмыслить Центрально-Азиатскую экспедицию Рерихов, Шишкин не обременяет себя анализом исторической обстановки в мире, огульно называя 1923 год «моментом всемирной политической паранойи и социальной агрессии», а «предгорья Южных Гималаев» почти что раем, в который якобы стремился Рерих с семьей (с. 134).

На самом деле Рерихи, пройдя столько испытаний и развернув в Америке деятельность целого ряда учреждений культуры, отнюдь не стремились в тихую гавань, как пытается трактовать Шишкин начало экспедиции. Рерихи прекрасно понимали сложность предстоящего путешествия и необходимость серьезной подготовки: впереди их ждал малоизведанный путь в Гималаи, Китай, Монголию, Россию, Тибет.

Но через пару страниц Шишкин опять противоречит сам себе, уже не описывая предгорья Гималаев, где оказались Рерихи, как рай: «Эти важные монастырские обители были связаны с политическими интригами и в Сиккиме, и в Тибете, и даже в западном мире» (с. 136). И далее Шишкин во всех деталях представляет все интриги британской разведки вокруг Тибета. А затем Шишкин подробно рассказывает, сколько трудов предварительно до начала перехода через Гималаи было положено Рерихами для того, чтобы пройти все дипломатические тонкости, получить разрешения путешествовать по территориям, контролируемым Британией, заручиться поддержкой Советского правительства для въезда в страну, так как маршрут экспедиции был заранее спланирован (с. 184). Впрочем, преувеличения в географическом измерении своего исследования Шишкин проявляет даже в такой малозначительной детали, как Мамврийский дуб (с. 355): он помещает его в Иерусалим, по-видимому, считая, что Хеврон, а может, и другие библейские места – это сплошной Иерусалим.

В изложении Шишкина научное и высокое смешивается с банально-повседневными и прагматическим. Странно и даже наивно звучит утверждение Шишкина о том, что Рерих предпринял Центрально-Азиатскую экспедицию только с одной целью – вернуться в «ту академическую квартиру в Петрограде на Мойке 83, где осталась не только часть жизни, но и ценности, которые очень хотелось сохранить…» (с. 93).

Юрий Рерих. По-своему Шишкин определил и место в Центрально-Азиатской экспедиции Юрия Рериха, молодого ученого, отводя ему исключительно роль переводчика (с. 125). Кроме того, Шишкин, цитируя письмо полковнику Бейли (с. 300), путает Юрия Рериха с его отцом. На самом деле Юрий Николаевич в экспедиции был не только переводчиком, но отвечал за военизированную охрану экспедиции и, естественно, вместе с отцом проводил научные исследования, результатом которых стали позже его труды: «Тибетская живопись» (1925), «Владения архатов» (1929), «Современная тибетская фонетика» (1928), «Звериный стиль у древних кочевников» (1930), «Каталоги тибетской коллекции» (1930), «Путешествие в сокровенную Азию» (1931), «По тропам Срединной Азии» (1933), которые принесли ему мировую известность. Опыт, полученный Юрием Рерихом в экспедиции, позволил ему в 1930 году занять пост директора Института Гималайских исследований «Урусвати». Тот же Шишкин не может не признать: «Институт должен был обобщить результаты экспедиции в самых разных областях – от археологии, филологии и антропологии до ботаники, зоологии и метеорологии. Одним из важных направлений института стали изучение восточных снадобий и поиск лекарства от рака» (с. 373).

Намеренно и бездоказательно искажает информацию Шишкин и в связи с Ираидой Богдановой, называя ее «наследницей» (с. 208) и «гражданской женой Юрия Рериха» (с. 279). Ираида Богданова, малограмотный человек, помощница по хозяйству в семье Рерихов, никогда не была официальной наследницей Юрия Рериха и тем более женой. Политически и исторически так сложилось, что после ухода Юрия Рериха, последний наследник семьи – Святослав Рерих, гражданин Индии, не смог юридически оформить наследие, оставшееся в квартире Юрия Николаевича в Москве. В результате им стала распоряжаться проживающая на квартире Ираида Богданова. Как известно, со временем наследие в значительной степени было распродано в частные руки, что происходило еще до ограбления 2008 года, о котором пишет Шишкин (с. 209)[20].

Рукопись о Христе. Не оставил без внимания Шишкин в связи с Центрально-Азиатской экспедицией и тибетскую рукопись о пребывании Христа в Гималаях – Тибетское Евангелие, опубликованную в 1893 году сначала во Франции, а затем в 1910 году в России русским путешественником и журналистом Н. Нотовичем. Споры об этом исследовании ведутся до сих пор. Шишкин, естественно, занимает позицию отрицателя, так как мнение Рериха по этому вопросу для него не указ (с. 149). Рерих же, как известно, во время Центрально-Азиатской экспедиции в 1925 году, много цитировал рукопись в своем путевом дневнике «Алтай – Гималаи», датировал ее V веком и связал с несторианскими источниками[21]. Подводя итоги спорам о Тибетском Евангелии, в 1926 году в Омске Николай Константинович в своем дневнике отметил: «В газетах пишут о том, что мы «нашли» манускрипт об Иссе. Откуда идет эта формула? Как могли мы найти то, что известно давно. Но мы нашли большее. Можно было установить, что формула Иссы-учителя воспринята и живет на всем востоке. <…> То, что для запада – сенсация, то для востока – давнее сведение. Пройдя Азию, можно убедиться, как мыслят народы»[22]. В книге «Алтай – Гималаи» Н.К. Рерих приводит также фрагменты о Христе из восточного источника, который, как он пишет, «менее известный», чем Тибетское Евангелие[23]. Неизвестные страницы жизни Христа были опубликованы Рерихами также в книге 1929 года «Криптограммы Востока»[24].

Рерих и советская дипломатия. Совершенно надуманно и неубедительно звучит утверждение Шишкина и о том, что Рерих, будучи заинтересован посетить Москву во время Центрально-Азиатской экспедиции, имел возможность пользоваться, «ленинскими сокровищами» или «кладовкой Ленина» через Красина (с. 154). Рериху, естественно, нужны были связи с представителями Советской власти, чтобы беспрепятственно въехать в Советский Союз, и он их, действительно, налаживал, в том числе, с деятелями советской дипломатической службы Бородиным, Астаховым, Красиным, Крестинским, Чичериным. Но это никак не свидетельствует о том, что экспедиция Рериха финансировалась, в том числе, Советской властью.

Навязчивая идея Шишкина доказать то, что Центрально-Азиатская экспедиция Рериха должна была финансироваться, в том числе, Советской властью, приводит его к нелепым умозаключениям. Так, по мнению Шишкина, «не лишена смысла версия о том, «что «тетя Анна» расшифровывается просто побуквенно – «агитация, наличные и алмазы»» (с. 167). Здесь имеются в виду зашифрованные имена в письмах Рериха. Несколькими строками выше Шишкин утверждает, что под именем «тетя Аня» и «тетя Анна» в письмах Рериха подразумевается Н.Н. Крестинский, полномочный представитель СССР в Берлине. И далее приведенный Шишкиным фрагмент отчета Крестинского, как и других советских дипломатов о посещении Рерихом советского представительства в Берлине, никак не свидетельствует о финансовых отношениях между художником и советской дипмиссией (с. 170–171).

Рерихи и правительство Америки. В самом начале книги мимоходом Шишкин вспоминает и о переписке Рерихов с президентом США Франклином Рузвельтом и «вице-президентом» Генри Уоллесом, «передергивая» факты в сторону негативной интерпретации (с. 8). Шишкин хорошо знает, что в период переписки Рерихов с Уоллесом тот не был вице-президентом, а был министром сельского хозяйства (с. 372). Когда Уоллес стал вице-президентом (1941–1945), то с Рерихами сотрудничество уже прекратил и Рузвельт, и Уоллес, не говоря уже о том, что в 1945 году к выборам президента США Рерихи не имели никакого отношения. Беспочвенна также инсинуация Шишкина о том, что Рерих «поступил в высшей степени коварно» (с. 403).

Переписка Рерихов с президентом Америки и министром сельского хозяйства Генри Уоллесом привела к принятию Ф. Рузвельтом и рядом Латиноамериканских стран в 1935 году Пакта культуры (Договора об охране художественных и научных учреждений и исторических памятников)[25]. А приход к власти Гарри Трумэна в 1945 году в США имеет отношение, прежде всего, не к десятилетней давности духовным устремлениям Генри Уоллеса, которые поддерживали в нем Рерихи, а к отказу от этих устремлений еще в 1935 году в угоду политической конъюнктуре и преобладанию в Америке «партии войны», которая еще при правлении Ф. Рузвельта в союзе с Великобританией планировала нападение на Советский Союз в 1945 году, а затем при президентстве Трумэна сбросила бомбы на Хиросиму и Нагасаки в качестве угрозы Советскому Союзу[26].

Доказательств тому, что копии писем Уоллеса к Рериху попали в руки лидеров Республиканской партии в 1940 году по указу Николая Константиновича, Шишкин так и не приводит (с. 403). Вместе с тем, в биографических изданиях об Уоллесе и вовсе говорится об адвокате, который имел доступ к бумагам Уоллеса и, по-видимому, не преминул заработать на Уоллесе, которого, к тому же, «выбили» из президентской гонки отнюдь не письма (частично поддельные), а ряд других неблагоприятных факторов[27].

Что касается взаимодействия с Рерихами президента Рузвельта, то и тут в очередной раз проявляется недопустимая для историка невнимательность Шишкина. То он пишет, что Старый дом из письма Е.И. Рерих – Белый дом, а «страна за морем» – Япония (с. 361), при том, что из контекста этого и других писем Е.И. Рерих явствует, что речь идет о Госдепартаменте, возглавлявшемся тогда К. Холлом, проводником интересов Великобритании. То Шишкин заявляет, что у Рузвельта была с Рерихом личная встреча (с. 361), тогда как свидетельств о ней он не приводит и не обращает внимание на относящиеся ко времени планирования такой встречи слова З.Г. Фосдик о том, что «Н.К. видеть его не собирается»[28].

Луис Хорш. Также искажением информации является утверждение Шишкина о том, что один из американских сотрудников Рерихов Луис Хорш был «миллионером» (с. 82). О нем достоверно известно, что он был бизнесменом и зарабатывал деньги, играя на американской бирже. Рерихам для развития учреждений культуры в Америке, несомненно, нужен был именно американец, разбирающийся в тонкостях финансовой деятельности[29]. Некорректным является обращение Шишкина к книге «Русское искусство и американские деньги» (1980) некоего американского автора Роберта Уильямса, который брал интервью у Хорша. Как известно, Хорш еще в 1935 году предал Рерихов, что закончилось серьезным судебным разбирательством и закрытием части культурных учреждений в Америке, созданных Рерихами. Десятилетия спустя, когда американский автор брал интервью, невозможно было рассчитывать на какую-либо лояльность и объективность по отношению к Рерихам со стороны Хорша (с. 92).

«Этнографический зоопарк» – так глумливо называет Шишкин ежегодную выставку в США, посвященную культурным традициям представителей разных народов, эмигрировавших в Америку, и в которой принял участие в 1921 году Рерих (с. 84).

 

Подводя итог всему выше сказанному, можно заключить, что, несмотря на амбиции Шишкина, его сознание не достигает того религиозно-философского и научного плана, который был свойственен сознанию Николая Константиновича Рериха и членов его семьи. Автор книги пытается заменить высокий уровень сознания собственным тенденциозным политиканством с претензией на исторический анализ. Причина всех искаженных умозаключений Шишкина, которыми наполнена его книга, нам видится в собственном глубоком разочаровании автора, которое его постигло в духовных поисках по маршруту Рериха. В результате все духовные и материальные свидетельства, которые собрали и осмыслили Рерихи в процессе своей научно-культурной деятельности, объявлены Шишкиным мистификацией. Таким образом, высокий культурный уровень разносторонней творческой деятельности Рерихов и их духовные ценностные приоритеты остаются О.А. Шишкиным неосмысленными.

Сочинение О.А. Шишкина, несомненно, найдет своего читателя-любителя скандальных историй и пошлостей, что весьма прискорбно для морального состояния общества. Рерихи придавали фундаментальное значение культуре, возвышающей человека, воспитывающей его разум и чувства по образцам гармонии и красоты. В 2024 году научная и культурная общественность готовится достойно встретить 150-летие со дня рождения Н.К. Рериха. Мы считаем недопустимым в преддверии этого знаменательного юбилея глумление над высокими идеалами, которые провозглашали в своей жизни Николай Константинович и Елена Ивановна Рерихи и их выдающиеся сыновья – востоковед Юрий Николаевич и художник Святослав Николаевич.

 

 

Рецензия подготовлена членом НРК, кандидатом искусствоведения Н.В. Тютюгиной.

Рецензия обсуждена на Научном совете НРК и Управляющем совете НРК.

 

[1] Ссылки на страницы даются по электронному изданию: Шишкин О.А. Рерих. Подлинная история русского Индианы Джонса – «Издательство АСТ», 2022, 467 с. (https://www.litres.ru/book/oleg-shishkin/rerih-podlinnaya-istoriya-russkogo-indiany-dzhonsa-67242971/).

[2] Рерих Е.И. У порога Нового мира. М.: Международный Центр Рерихов, 2000.

[3] См. статью доктора медицинских наук Менделевича В.Д. и доктора медицины Зислина И.М. «О недопустимости использования психиатрии в культурологических дискуссиях» (Наследие веков. 2019. № 3). https://cyberleninka.ru/article/n/o-nedopustimosti-ispolzovaniya-psihiatrii-v-kulturologicheskih-diskussiyah.

[4] Халтурин Ю.Л. Русские позитивисты за медиумическим столом, или Об относительности понятия «псевдонаука» // Эпистемология и философия науки. 2009. Т. XXII. № 4. С. 171–183.

[5] Рерих Е.И. Письма. Т.II. 1934. М.: МЦР, Благотворительный фонд им. Е.И. Рерих, Мастер-Банк, 2000. С. 511.

[7] http://web.archive.org/web/20230628082907/https://dzen.ru/a/YQuI4hgt1wiXCOZB.

[8] https://corpus.prozhito.org/note/168732.

[9] https://roerich-lib.ru/n-k-rerikh-zhizn-i-tvorchestvo-sbornik-statej/4892-belikov-p-f-v-gimalayakh.

[10] Непрерывное восхождение. Сб., посв. 90-летию со дня рождения П.Ф. Беликова. Том II, часть 1. М., МЦР, 2003.

[11] См.: Шишкин, Олег. Исчезнувшая лаборатория. Оккультизм и ОГПУ — странные пересечения // Огонек. – 1995. – № 34. – С. 71.

[12] Рерих Н.К.. Дерзайте! Письма к В.А. Шибаеву и Н.В. Кордашевскому (1921-1925). / Сост., вступ. статья, прим. А.Н. Анненко. — Абакан: Хакасское книжное издательство, 2012. – 160 с., илл. – С. 139.

[13] Рерих С.Н. Письма. Т. 1.М.: МЦР; Мастер-Банк, 2004.

[14] Анненко Алексей. Рерих и его предки. https://proza.ru/2014/11/24/998.

[15] Виниченко И.Ф., Житников В.С., Зинин А.М., Овсянникова М.Н., Снетков В.А. Криминалистическое описание внешности человека. Учебное пособие. М.: Щит-М, МЮИ МВД России, 1998.

[16] Тютюгина Н.В. «Образ Храма Небесного в церковно-монументальной живописи Н.К. Рериха». Новосибирск: Издательский центр РОССАЗИЯ, Сибирское Рериховское Общество, 2016. С. 37, 81.

[17] Рерих Н.К. Самовольство. Листы дневника. Том 1. М.: МЦР, Мастер-Банк, 1999.

Марианис А. Был ли Рерих масоном? Грани эпохи. Этико-философский журнал № 93 / Весна 2023. http://facets.ru›index.htm?article=6338

[18] Рерих Елена Ивановна. Письма. II том. 1934. М.: МЦР,2000. С. 113.

[19] Рерих Елена Ивановна. Письма. III том. 1935. М.: МЦР,2001. С. 335.

[20] Непрерывное восхождение. К 90-летию П.Ф. Беликова. Письма. В 2х томах. М.: МЦР, Мастер-Банк, 2003; Ревякин Д.Ю. Гибнущее Наследие: Московская квартира Ю.Н. Рериха. М.: МЦР, Мастер-Банк, 2010.

[21] Рерих Н.К. Алтай – Гималаи. Путевой дневник. Рига: Виеда, 1992. С. 81–82.

[22] Рерих Н.К. Алтай – Гималаи. С. 277.

[23] Рерих Н.К. Алтай – Гималаи. С. 85–86.

[24] Сент-Илер Ж. Криптограммы Востока. М.: МЦР, 1993.

[25] Письма Г. Уоллеса и Уоллесу: МВ АМР, PEIR-132, 386,386а. Письма Ф. Рузвельту: МВ АМР, PEIR-114.

[26] См. документальный фильм: Татьяна Борщ. «Демократический фашизм», 2021.

[27] Norman D. Markowitz. The Rise and Fall of the People’s Century: Henry A. Wallace and American Liberalism, 1941–1948, Free Press, New York; Collier Macmillan Publishers, London, 1973. Pp. 338–340.

[28] https://corpus.prozhito.org/note/168986.

[29] http://www.roerich-encyclopedia.facets.ru/personal/HORCHLL.html.